L24. Кризис культуры в русской и западной философии 19 века
PreviousL23. Вера и Разум. Естествознание, философия и религияNextL25. Кризис культуры в русской и западной философии 20 века
Last updated
Last updated
ДОРАБОТАННЫЙ КОНСПЕКТ
Данный конспект прошёл сверку с видеозаписью лекции, поэтому никакой информации не упущено. Более того: добавлены новые интересные детали к примерам, озвученным в лекции. Лектором курса конспект ещё не проверялся.
В этой лекции рассмотрим проблему кризиса культуры в научном философском дискурсе, конкретно: проблему кризиса культуры в философских и научных сочинениях.
Ди'скурс — устоявшаяся для некой профессиональной деятельности система понятий, с помощью которых составляются тексты, обсуждаются какие-либо темы, вопросы, и их выражение на языке этих понятий.
Дискурс — слово, ставшее популярным в 20 веке. Стали употребительными такие выражения, как политический дискурс, философский дискурс, богословский дискурс, научный дискурс, литературный дискурс, публицистический дискурс — в зависимости от того, к какой области, к какой части публицистики относится та или иная тематика.
Тема кризиса культуры стал обсуждаться в русской философии уже в 19 веке. Иван Васильевич Киреевский, один из главных теоретиков славянофильства, в 1852 году опубликовал статью «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России».
Являясь первоначально поклонником западной культуры, Кириевский некоторое время был в Европе, лично встречался с Гегелем, и когда вернулся в Россию начал издавать журнал «Европеец». Cвою миссию он видел в том, чтобы распространить европейскую культуру в России и тем самым содействовать делу просвещения.
Однако, он влюбляется в девушку и просит её руки, на что получает отказ. Из-за переживаний, по совету дяди, родственника известного поэта Жуковского, он отправляется в Европу. Когда Кириевский вернулся, он второй раз посватался к своей будущей жене и получил согласие. Через какое-то время выяснилось, что Киреевский и его супруга имеют совершенно разные взгляды, мировоззрение. Она была воспитана в традиционной отечественной культуре. Кириевский имел другие взгляды. Его отчим, генерал Елагин, был западником. В его библиотеке было очень много европейских философских сочинений. Отечественная культура была незнакома многим представителям высшего сословия начиная с 18 века. Они лучше знали западную культуру, чем свою. Благодаря жене, Киреевский открыл для себя (уже во взрослом состоянии) отечественную культурную традицию. Впоследствии, он пишет в упомянутой статье «О характере...», что в России в одно время встретились две традиции: отечественная, которая ведёт свое начало с 10-11 века, и западная, которая распространяется в России начиная с эпохи Петра I.
Почему эта тема заинтересовала Кириевского? В своей статье он пишет: европейская философия в 19 веке пришла в состояние кризиса. Сам этот кризис является симптомом более широкого кризиса — кризиса самой европейской цивилизации, потому что, как отмечает Киреевский (в этом он воспроизводит мысли Гегеля), культура всегда чем-то руководствуется. Она может руководствоваться религиозными какими-то идеалами и ценностями, но когда культура становится светской, она начинает руководствоваться, возможно не осознавая, философскими идеями. Собственно философия в виде определённых формул выражает концентрировано те идеалы, которые неявно формируются в той или иной цивилизации.
Кириевский отмечает, что (особенно начиная с Нового времени) европейская философия выдвинула идеалы знания и разума. С её точки зрения, мы можем доверять только тому, что обосновано или доказано разумом. Мы должны опираться только на знания. Все остальное в этой системе ценностей должно быть на обочине. Затем, эта вера во всемогущество разума в Эпоху Просвещения (18 век) привела к убеждению, что благодаря деятельности разума можно построить прекрасную счастливую жизнь на Земле. Но сам разум в философии силой своего развития дошел до осознания своей односторонности. Что это значит?
Получается, что 17-18 век выдвигает идеалы знания, разума, эмпиристы опирались на опыт, рационалисты — на разум, но все равно знание было идеалом. Но уже в конце 18 века в философии Канта открывается, что разум только своей силой не может познать реальность, так как она существует независимо от нас. Затем, немецкий идеализм: Физте, Шеллинг, Гегель — отбросили агностицизм Канта, его мысль, что мы не можем познать реальность. Они продолжали развивать идею, что между разумом и мышлением и реальностью можно поставить знак равенства. Мышление открывает реальность такой, какой она существует на самом деле. А далее Гегель и критики его работ выяснили, что попытка вывести всю реальность и обосновать ее только из понятия разума, потерпела крах. Разум убедился, что просто умозрительное соединение различных выведенных логически понятий требует оснований из других источников познания, а не из самого разума. И те высшие истины, которыми руководствуется разум (Шеллинг особенно это осознал), лежат вне круга процесса развития понятия (у Гегеля – диалектического процесса). Гегель пытался доказать, что мысль диалектически развивается и путём соединения противоположностей — путём тезиса и антитезиса. Появляется что-то новое, включающее в себя части вещей, включающих в себя противоположности. На самом деле можно было заметить, что Гегель пользуется понятиями движения и времени, которые он получил из опыта. Но ведь Гегель утверждал, что все выводит только из чистого мышления.
Киреевский делает вывод, что западный человек утратил веру во всемогущество разума. Вначале, западный человек утратил веру во всё, что не исходит из разума, а потом он вдруг выяснил, что одного разума недостаточно. И это разочарование — это и был философский кризис. А в силу того, что философия играет роль идеологии для светского общества, кризис перешёл в массы.
Часть людей, в попытке выйти из кризиса, стала руководствоваться состоянием равнодушия ко всему, что выше чувственных интересов и торговых расчётов. Они стали мыслить проще, перестали думать о высоком и сконцентрировались на понятных мелочах жизни. Идеалы просвещения, идеалы построения прекрасного социально справедливого общества на основе разума, уже не привлекали. Поэтому часть людей решила жить только тем, что приятно или неприятно — экономика и бизнес стали главной частью жизни человека. Но не все в Европе хотели такой жизни, потому что она для человека может быть скучной. Жизнь полуживотного, не думающего о высоком. Появились новые, неклассические типы философии, где не ставился знак равенства между мышлением и реальностью.
Киреевский замечает, что кризис западной философии обнажил ещё одну важную деталь в развитии западной цивилизации. Незаметно для себя, развивая с помощью разума науку и технику западная цивилизация обратила внимание на усовершенствование средств существования, но при этом в тени оказалась цель существования человека, смысл его существования. В вышеупомянутой статье Киреевский ставит перед собой задачу проанализировать, что собой представляют эти два типа просвещения, которые встретились в России: западноевропейское просвещение, которое уповало на всемогущество разума, и просвещение в отечественной культурной традиции, которое понималось как духовное просвещение.
Киреевский пишет, что западная культура сформировалась из трёх источников:
Древнеримская культурная традиция
Христианская (католическая) культура
Антагонизм и индивидуализм
Разберём каждую основу более подробно. И параллельно отметим, в чём отличия русской культуры от западной.
Первый источник — это античная культурная традиция в ее римском варианте. Западная цивилизация была наследницей Западной Римской Империи, а для римской культуры было характерно такое явление как юридизм. Внешние отношения были важнее, чем внутреннее состояние. Римское право реагирует только на поступки людей, внутренний мир римское право не интересует. Киреевский замечает, что римская культура ориентировала человека сделать карьеру, достичь каких-то чинов, иметь достижения. Это унаследовала и западноевропейская культура., что выражалось в том числе и в том что для римской культуры важнее была не сама мысль, а ее формальное выражение в виде знаков, чтобы знаки по определенным законам связывались друг с другом. Этот формализм (форма важнее содержания) и юридизм в том, что внешнее поведение человека важнее, нежели его внутреннее состояние.
Второй источник — это христианство, но в его западном, католическом варианте. Киреевский замечает, что католичество, социально и культурно выросшее на почве римской культуры, отчасти унаследовало её особенности. Однако под влиянием общего контекста христианства эти особенности сглаживались, потому что контакты с остальными частями христианского мира не давали этим особенностям сильно себя проявлять и подавлять другие стороны христианства. А когда произошел разрыв между христианским востоком и западом, тогда эти особенности уже ничем не уравновешивались, они стали проявляться всё сильнее.
Влияние средневековой схоластики на европейскую философию
Киреевский обращает внимание: неслучайно для западного католического христианства характерна схоластика — стремление выразить истинную веру и божественное откровение в виде системы связанных понятий, обоснованных с помощью разума. Первые представители схоластики считали, что таким образом можно убедить язычников и неверующих. Отсюда — доказательства существования Бога, трактаты, где дедуктивно выводятся одни положения из других. Схоластика была идеалистическим выражением рационализма в области культуры.
Одним из первых в русской философии Кириевский замечает интересную закономерность. В Эпоху Просвещения в 19 веке Средневековье противопоставляли Эпохе Возрождения (или Новому Времени) по известной схеме: раньше было варварство, а сейчас — цивилизация! Средневековье представляли, как мрачный период, когда знания не развивались, разум подавлялся, было поклонение авторитету в вере. А Возрождение — это заря Нового Времени, когда развивается творчество, затем (уже в Новое Время) развивается наука, разум освобождается от послушания внешнему церковному авторитету, наступает рассвет европейской цивилизации, она освободилась от средневекового засилья.
В 20 веке историки отбросили эту схему, поскольку она была лишь идеологической схемой Эпохи Просвещения. Однако, Киреевский ещё в 19 веке осознал, что корни европейской культуры нового времени лежат не в Эпохе Ренессанса, как полагали современники. Корни лежат глубже — в Эпохе Средневековья. именно средневековый схоластический рационализм обеспечивал развитие европейской культуры под знаком главенства разума. Киреевский замечает, что в течение 700 лет шла бесконечная утомительная игра понятий (он имеет в виду построение классических трактатов). Схоласты, доказывая тезис, выдвигали аргументы «за» и «против». Но для схоластики было характерно стремление рассуждать таким образом: «А что было бы, если бы, например, в области богословия….» и дальше выстраивалась цепочка следствий. Таким образом, схоластика часто обсуждала проблемы, которые были далеки от реальных потребностей, но это именно было такое рациональное мышление, которое с каких-то предпосылок делало определенные по законам логики выводы. Этот калейдоскоп отвлеченных категорий приводил к тому, что человек становился слепым по отношению к тем живым убеждением, которые лежат выше сферы рассудка и логики, то есть схоластика приучила доверять только тому, что выводится разумом на основе каких-то дедуктивных умозаключений. Гегель – наследник схоластики.
В результате получилось, что западная цивилизация привыкла больше доверять формальному выражению мысли в виде умозаключений, чем самой мысли, чем самим каким-то живым убеждениям. Духовная внутренняя жизнь человека, которая была связана с его представлением о том, для чего нужна жизнь, как нужно поступать в той или иной ситуации, оказалась в тени. Неслучайно, что недовольство схоластикой было связано с тем, что люди чувствовали оторванность её от своих реальных запросов, в том числе и внутренней духовности личности. И когда от схоластики конечном счете в Эпоху Ренессанса и в Новое Время отказались, то не заметили, что влияние схоластики всё равно осталось, лишь предмет стал другой: схоластику перенесли в философию, в науку, но сам подход остался тем же.
Католицизм
Кириевский обращает внимание на ещё одну особенность западной цивилизации. Католицизм частично отказывался от следования прежней христианской традиции. В католическую религию в одних аспектах в одностороннем порядке были внесены некоторые изменения, по сравнению с классическим христианством, другие были попросту отброшены и не приняты. Вопросы о внесении подобных изменений в религию принимались на соборах. Однако, чтобы доказать право на принятие этих изменений, люди прибегали к логике, из-за чего сталкивались с проблемой: можно ли решить с помощью одних только умозаключений разума какого-то отдельного человека (или даже группы людей) вопросы большой сложности?
В католицизме переоценили возможности разума, выдвинув отвлечённую схему, не отражающую реальность во всей её полноте. Кириевский считает, что католицизм поэтому неслучайно стал прибегать к земным средствам утверждения своей власти: авторитаризм, формализм в области этики, юридизм.
Христианство в России
Далее Киреевский отмечает, что русская цивилизация заимствовала религиозную культуру от Византии. Византийская традиция отличалась тем, что там схоластики не было, там больше внимания уделялось внутреннему состоянию человека, нежели внешнему выражению этого состояния. Как считает Киреевский, эта культура воспитывала цельного человека, где, в отличие от западной цивилизации, мышление не оказывается оторванным от жизни.
Цельность человека проявлялась в том, что у него и нравственность, и мышление, и чувство красоты, и его быт, и общественная жизнь связаны вокруг некоего единого центра, подчинены какому-то высшему смыслу, высшей цели. Эта связь приводит к тому, что мышление не отрывается от реальности, не строятся какие-то искусственные системы, которые потом навязываются обществу, чтобы она подгонялось под эту систему. Киреевский показывает, что на самом деле традиция важна тем, что она как раз естественным образом отбрасывает искусственное, сохраняет то, что действительно важно в жизни человека и общества. Общество Древней Руси развивалось как организм, где все сословия работали на общую цель, и отсюда и коллективизм, отсюда человек жил не только для себя, но и для общества в целом. Воины воевали, князья защищали, правили, купцы торговали, крестьяне занимались земледелием, но все вместе были связаны как одна семья одним общим началом.
В Западной Европе общественное устройство формировалась так, что в постоянно имел место некий антагонизм. Борьба между феодалами, конкуренция между корпорациями, противостояние политических партий — юридизм помогал уравновешивать права и обязанности людей в таких ситуациях. Однако из-за этого общество не было цельным, начиная со Средневековья имели место ростки индивидуализма. Это — индивидуальное начало, формальное отношение к другим: я готов с кем-то сотрудничать, если мне это выгодно. «Я» становится выше «мы», личность ставится выше коллектива.
Вначале индивидуализм был характерен для аристократии: каждый феодал вёл так в своём замке. А затем он проник и в общественную жизнь, и Киреевский заметил, что индивидуализм приводил к тому, что впоследствии в европейской культуре наблюдался кризис института семьи. Представители аристократии, например, своих дочерей отдавали в закрытое учебное заведение, в котором они воспитывались для светской жизни — опять же, чтобы внешне себя проявлять. Семейных обязанностей они не знали, не для семейной жизни они готовились, и потом и своих собственных детей они опять же отдавали в подобные школы, в результате высшие сословия воспитывались не для семьи и совместного ведения быта. А ведь институт семьи формирует правильные социальные взаимоотношения, потому что в идеале семью связывают не просто родственные, а узы бескорыстной любви, люди любят друг друга, и они помогают, потому что семья живет как одно целое. Если в семье каждый начнет думать только о себе, в семье сразу станет тяжело жить. Если даже в родном доме такие отношения, что человеку не на кого положиться, некому доверять, то это уже не жизнь. А в Европе постепенно высшие сословия становятся несемейными. Как замечает Киреевский, европейской женщине разные салонные остроты заменяли радости тихого детства, постепенно то, что было характерным для верхов, переходило в низы, и Киреевский замечает, что это отсутствие ценности приводило к тому, что человек европейский формировался так, что он был разорван: то он занимается какой-то мыслительной деятельностью. то развлекается, забывая о нравственных началах, то предается работой, забывая обо всём на свете.
Эти все части его жизни ничто не связывает, каждый живет чем-то своим, сам высший смысл жизни человека вообще остается уже непонятным. Человек начинает от этого страдать. Отсюда — зависть к богатству, человек свои силы бросает на чтобы выглядеть лучше, чем другие, а в отечественной культуре богатство никогда не было само по себе сверхценностью. По-настоящему богатые люди не хвалились и наоборот своё богатство старались потратить на какие-то социальные нужды. Это было ещё в Средневековье, и в 19 веке сохранялось: купечество очень много делало и без рекламы, чтобы помогать другим.
Культура была такая — культура взаимной поддержки. Понятно что князья враждовали в эпоху киевской Руси, но эти проявления уравновешивалось другими сторонами культуры, и результате всё равно Россия стала цельным государством. Киреевский считает, что единство обеспечивалось культурной традицией. Отечественное просвещение направлено на развитие личности человека, его внутреннего мира, и его нравственности. Один из главных критериев, отличающий европейское западное просвещение и отечественное — это отношение к нравственности. Для европейского просвещения это не играет никакой роли: человек может быть ненравственным и развитым. В Отеческом просвещении человек безнравственный — это не развитый человек. Развитый человек должен быть нравственным. Почему?
Подлинное развитие (с точки зрения отечественной культуры) — это развитие не только какой-то одной части человека, интеллектуальной, например, или физической или эстетической, а развитие личности в целом. Но ведущую роль для развития играет нравственность. За ней получают своё правильное место и другие части личности. Киреевский также затрагивает вопрос о том, что в отечественной культуре чётко различалась, например, сфера духовная, религиозная и другие сферы. В отличие от Западной Европы в России не могло состояться такого понятия как священная римская империя. Понятие «святая Русь» означает не государство (государство не может быть святым), это понятие культурное, оно означает пространство, земля, на которой культура формирует человека так, чтобы его идеалом была святость – бескорыстная любовь к людям, к Богу. Это выражает разницу с западной культурой, где смешался религиозный и светский идеалы. Отсюда все особенности европейского католицизма, ордена военные.
Киреевский выступает как противник европейской культуры. Он считает, что в России нужно осуществлять синтез, не просто слепо перенимать европейские социальные традиции. Вместо этого, учитывая разницу между этими двумя традициями просвещения, нужно сохранять свою культурную традицию, в которой очень важна в социальной сфере, духовной, но не отказываться от хорошего в западной цивилизации: развития науки и техники. Однако даже положительные моменты использовать, не уничтожая свои традиции. Киреевский считал, что имеет место некоторый перекос, например он сам вырос далёким от своей собственной традиции и ее особенностей и её важности для развития личности.
Тему кризиса в культуре развивал и Фёдор Михайлович Достоевский, известный великий русский писатель. Показательно, что он был один из тех писателей, которые оказали значительное влияние на учёных. Можно вспомнить здесь экзистенциалистов: они находились под влиянием работ Достоевского.
Европа зачитывалась его трудами. Например, Стефан Цвейг, известный западный писатель, отмечал, что если сравнить Достоевского и западную лиетратуру, то разница хоршо видна. В западной литературе, как правило, сюжет описывает героев, события, их взаимоотношения, заканчивается все стандартно: замок на побережье, титул пэра, богатство — и всё. Для героев Достоевского это не является важным, они обсуждают мировоззренческие, философские вопросы. Достоевский умеет показать, что эти вопросы не отвлеченные: они вытекают из самой жизни человека. Сам Достоевский в свое время писал что его заинтересовала загадка человека, собственно своё творчество он посвятил тому, чтобы раскрыть тайну человека, что такое вообще: быть человеком, что такое человек за существо. Его произведения представляют собой анализ человеческой личности, что она из себя представляет в своих глубинах. Многие ученые увлекались учениями Эйнштейна, и у них был любимым писателем Достоевский.
Какими вопросами задаются герои Достоевского? Это вопросы о существовании Бога. Ведь от восприятия первоначала реальности зависит отношение человека ко всему остальному.
Допустим, что в основе реальности находится Бог как создатель этой реальности, а значит, у этой реальности есть смысл, разумная цель. Бог как-то управляет реальностью. Тогда есть независящий от конкретного человека критерий добра и зла, потому что творец реальности устроил так, что что-то в этой реальности всегда ведёт к развитию человека.
Или другой взгляд: Бога нет, тогда что лежит в основе? И герои Достоевского разделяются по этому принципу: одни признают существование Бога как того, от которого зависит реальность и мира, и человека, а другие отрицают и выстраивают другую реальность. Один из героев Достоевского прямо формулирует вывод: если Бога нет, всё позволено (краткое изложение взглядов Ивана Карамазова, точной цитатой не является — прим.). Иными словами, когда нет чего-то, что ограничивает действия человека.
Яркий пример того, кто стоит на таких позициях, представляет герой «Записок из подполья» (это выражение стало даже нарицательным). Этот герой он занимается анализом и приходит к выводу, что человек на самом-то деле не является существом, которое руководствуется разумом, разум — это одна двадцатая человека. Человек действует всем своим существом. Разум знает только то, что он узнал, но разум знает далеко не все. Когда человек действует, в нем действует и то, чего разум не знает. То есть разум не знает и самого носителя разума, всех его глубин. И этот герой приходит к выводу, что он на самом деле ключевой характеристикой человека является не разум, а воля, потому что человек желает всегда жить так, как он хочет.
Достоевский показывает: этот герой признает существование Бога и для него реальность, в которой его «я» находится, является просто какой-то внешней средой, чужой. Этот герой злится от того, что реальность не подчиняется его желаниям, что он хочет одного, а реальность, как стена, о которую он бьётся, а она не выполняет его желаний, от него не зависит. Это причиняет страдания, потому что он хочет жить, как он сам хочет. С таким мировоззрением человек постоянно будет страдать, он думает, что на первом месте его «я», а от его «я» ничего не зависит.
Что ему остается? Бунт, хотя он и понимает, что бунт бессмысленный. Достоевский здесь показывает, к каким последствиям приводит такое мировоззрение: человек будет постоянно раздражен реальностью, будет в конфликте с другими людьми.
Другое проявление этой темы имеет место в известном из школьной программы произведении «Преступление и наказание». Главный герой Раскольников выводит теорию о том, что всё человечество делится на две части.
Одна часть — это люди необыкновенные, которые умеют переступать моральные нормы и вообще всякие границы. Раскольников приходит к выводу, что именно необыкновенные, переступающие границы морали, люди двигают историю. Они действуют по принципу, что всё позволено, не признают чего-то выше себя, фактическими сами себя делают богами, выше которых ничего нет, они сами всё решают. Всё в руках человека — главная аксиома Раскольникова, которой он руководствуется в жизни. Человек — абсолютное начало в этой реальности, он — хозяин самому себе.
Другая часть – люди покорные, потому что они обыкновенные, поэтому они вынуждены слушаться, подчиняться.
С точки зрения Раскольникова получается, что всё человечество делится на «человеко-богов», и всех остальных. Эти необыкновенные могут и кровь пролить и вообще преступление совершить. Раскольников решает тоже войти в это число, хотя внутри ему что-то мешает — совесть, какие-то мральные нормы, всё это его останавливает. Но Раскольников, руководствуясь теорией, считает, что должен эти препятствия преодолеть. Это пример того, как человек, руководствуясь теорией, совершает какие-то действия в реальности, отвергая предшествуюущю традицию, руководствуясь только разумом. Но что показывает Достоевский? Раскольников, совершая преступление, сталкивается с неожиданными последствиями.
Раскольников, убив старуху, чувствует, что внутри него происходит распад. Раскольников убивает себя как личность, всё у него начинает уходить из-под ног. Он не смог совладать с собой. Вот это чувство катастрофы — раздвоенность, расстроенность, душа стала раненой, измученной.
Это только кажется, что если ты что-то сделаешь, то станешь сверхчеловеком. Но на самом-то деле происходит что-то другое. В своём произведении «Преступление и наказание» Достоевский показывает, к чему человек приходит, когда хочет стать полубогом.
Другая интересная тема обсуждается в «Идиоте»: Достоевский старается показать человека, в нравственном отношении почти совершенного. Князь Мышкин — человек, которого все любят. Он как ребенок простой, что думает, то и говорит, не приспосабливается, ни перед кем не лебезит, не лицемерит, не врёт, не ищет ничего от каждого человека, и люди к нему тянутся, потому что с ним легко. Л юди понимают, что он не представляет никакой опасности, что с ним можно пообщаться.
Герои Достоевского — мыслители. Князь Мышкин выдвигает интересную идею о том, останется ли католицизм, который хуже атеизма. За его речами стоят взгляды самого Достоевского. Князь Мышкин говорит, что католицизм искажает образ Христа. Значит, он ведет людей не к Богу. Атеизм является порождением католицизма.
Эта мысль у Достоевского тоже имеет отношение к кризису культуры, потому что конкретные негативные проявления, в «Идиоте» интерпретируются как следствия искажения идеала. Достоевский считал, что отечественная православная традиция сохраняет образ Христа неискажённым, поэтому в нём есть красота. Что важно? Этот идеал не выдуман самими людьми, а он проистекает из реальности самого Бога, и поэтому он имеет силу, и поэтому он ведёт людей.
Сам Достоевский был в юности революционером, был приговорен к сметной казни, помилован был уже на месте казни. Достоевский пережил прощание с жизнью, отбыл каторгу и вышел оттуда другим человеком, получившим уникальный опыт. Достоевский считал, что если человечество попытается заменить идеал, исходящий из самого Бога, идеалом чисто человеческим, придуманным человечеством для себя, то этот идеал не будет иметь силы.
Так, князь Мышкин — высоконравственный, в каком-то смысле идеальный человек. Однако «хорошесть» не означает, что он устоит против негативных тенденций общественной жизни, против человеческих пороков. Недостаточно просто быть хорошим человеком. Такой человек обречен на поражение в мире, где действуют зло и пороки человеческие.
Слово «Идиот», кстати, означает здесь просто «непохожий на других». Роман заканчивается душевным расстройством Мышкина. Этим Достоевский хочет показать, что красота спасет мир, но под красотой он понимает не культуру человечества, которая сама что-то придумывает, чтобы человека исправить. Под красотой понимается приобщение человечества к тому, что даёт Бог, потому Бог — настоящая красота. У Бога есть сила, чтобы человека преобразовать, исправить, а сам по себе человек, даже хороший, противостоять такому социальному злу не в состоянии.
Следующая тема — роман «Бесы». Этот роман появился в связи с известными событиями. Был один революционер Нечаев. Достоевского поразил реальный случай из революционного движения. Нечаев в своей группе произвёл убийство, чтобы все в нем участвовали, чтобы всех членов группы повязать кровью, чтобы эти люди были ему покорны, так как все переступили черту. Они будут делать всё, что Нечаев им скажет, так как им некуда деваться. В романе Достоевский снова затрагивает мировоззренческую тему — кто эти люди.
Главные герои романа — Верховенский и Ставрогин. Верховенский себя считает сверхчеловеком, своим призванием видит осчастливить всё человечество, построить для него некий социальный строй, где все бы себя хорошо чувствовали. Правда, он не видит нужды спрашивать людей хотят ли они изменений. Получается, снова какая-то небольшая часть людей лучше знает, что нужно всем остальным. Для них — ни традиции, ни то, чем живут люди — интереса не представляет. Снова они берут на себя роли человеко-богов.
Верховенский преклоняется перед Ставрогиным. Достоевский старается показать особенность этого человека: в отличие от Раскольникова из «Преступления и наказания», Ставрогин не страдает при совершении безнравственных поступков. Достоевский пытается показать, что такое состояние — когда человек уже спокойно совершает аморальные поступки, убивает направо и налево без душевных терзаний — более страшно. Ставрогин — маска от человека, человеческого внутри него уже ничего не осталось. Он сознательно идёт на преступления, он не переживает, когда причиняет боль, даже иногда радуется. Такое состояние Достоевский считает чудовищно страшным. Считать, что именно такие люди сделают других людей более счастливыми — по мнению писателя, заблуждение.
Достоевский в своей жизни подчёркивал тему идеалов: революционеры часто не знают жизнь своего народа. Как он пишет в отношении Герцена и других: зачастую они рождались эмигрантами, потеряли корни, не интересовались, чем живут простые люди. К народу испытывали презрение, воображая в то же время, что желают ему лучшее. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ, к которому они хотели бы его привести. И этот народ невольно воплощался у них, у передовых представителей большинства таких людей, в парижскую чернь 1793 года, когда была французская революция. И Достоевский задавался вопросом: что они могут предложить взамен традиционных идеалов нравственности и морали?
Эта тема развивается Достоевским в его журнале «Дневник писателя», который он выпускал в последнее десятилетие своей жизни. В публицистических работах Достоевский открыто обсуждал различные философские и социальные темы. В частности он затрагивает тему как гипотеза заедающей среды. Достоевский замечает, что общество нужно судить по тому, чем оно руководствуется, какую систему ценностей оно имеет. Достоевский отмечал, что он знает о негативных чертах русского народа, распространении пьянства, нравственных пороках. Достоевский за этими проблемами низов следил. Но он отмечал, что есть большая разница между тем, когда человек совершает порочный поступок и внутри жалеет об этом и не радуется, а это значит, что система ценностей у него осталась внутри правильной. И другое дело, когда человек совершает такие поступки и уверен, что так и нужно поступать.
Достоевский критикует традиции современного ему реализма в литературе, когда поступки героев стрались оправдать обстоятельствами. Их показывали как следствия определённых общественных отношений, определённой среды, как будто выходило, что они не могли поступить иначе. Так Чернышевский полагал, что люди воруют и совершают преступления, потому что они не могут естественным образом добиться удовлетворения их естественной потребности. Дайте им всё, удовлетворите их потребности, и, говорил Чернышевский, девять десятых преступлений просто исчезнут. Человек плохой, когда общество неправильно устроено. как только общество исправится, то плохих людей не будет. Но Достоевский такую точку зрения считал наивной. Проблема кроется внутри человека, он на своих героях это показывал. Гипотеза «заедающей среды» опасна тем, что отучает человека нести ответственность за свои поступки, судить самого себя внутри. Сначала человек скажет: я не мог поступить иначе, а потом скажет — я должен был так поступить.
Достоевский считал, что общество обречено, если забудет о бессмертии души. Ему эта мысль видится очень важной. Если предположить, что после смерти ничего нет, нет и последствий, то жизнь на Земле превратится в сумасшедший дом и закончится уничтожением всего. Всё, что ты делаешь, закончится ничем, тебя просто не будет. Люди об этом не задумываются, а на самом деле без веры в бессмертие жизнь человека бессмысленна, не имеет никакого оправдания. Достоевский замечает, что западный мир на самом деле не может расстаться с этой мыслью, просто переводит ее в другую плоскость.
Не случайно, замечает Достоевский, если человек начинает верить в свою безличное бессмертие, он становится человеком, потому что тогда всё, что он делает, имеет определенный смысл для его будущего бесконечного существования. Каким оно будет — зависит от того, как он живёт в земной жизни. То есть жизнь — средство для того, чтобы обрести полноценную бесконечную жизнь. Это разумная цель на земле, потому что правильно пройдя земной путь, человек получает возможность жизни, которая никогда не закончится в религиозном смысле.
В Западной Европе эта мысль ослабла, но все равно осталась и проявляется в какой-то космической тоске и страшной тяге к бесконечному прогрессу, утешая сердце человека, а за этим стоит выражение идеи бессмертия, без которой человек жить не может.
В предсмертном романе «Братья Карамазовы» Достоевский в концентрированном виде собирает свои основные идеи. Герои романа показывают, что человек не располагает силой, чтобы быть единственным творцом своей собственной личности. Человек сам по себе не способен в полноте осознать центр и периферию своей личности, и он не может использовать себя в качестве эталона, не может из себя сделать идеал, с помощью которого можно было бы понять себя и развивать себя. Главная тема — две философских позиции — позиции старшего брата Ивана Карамазова и позиции младшего брата Алеши.
Алёша признаёт существование Бога, бессмертие души. Он принадлежит традиции. Позиция Ивана Карамазова отличается от других героев Достоевского. Иван Карамазов, как он замечает, признаёт существование Бога. Однако он считает, что сотворённый Богом мир он открыл и хочет принять. Но не получается. Достоевский через Ивана поднимает на обсуждение тему зла, популярную с 19 века и по сей день.
Иван Карамазов приводит Алеше примеры страданий детей. Зачастую дети были не виноваты в том, что им причинили боль. Взрослый человек сам мог совершить какое-либо зло, тогда страдание для него — это наказание. Но как быть с детьми, которые могли иногда пострадать без вины? Как после такого принять такой мир от Бога, если страдают дети? Как Бог допускает, чтобы в его мире невинные люди могли страдать ни за что? Карамазов говорит, что если когда-нибудь будет светлый мир, то такой ценой он не желает этого светлого мира.
Достоевский был образованным человеком, он знал неэвклидову геометрию и наблюдал за дискуссиями учёных в этой области. В своём романе он раскрывает противоречие, в которое попадает Иван: нельзя понять мир с помощью эвклидова ума. Иван замечает, что с помощью ума нельзя познать всё богатство реальности, ума недостаточно. Но затем он начинает обвинять Бога и отрицать этот мир, выносит ему приговор на основе своего ума. Возникает очевидное противоречие: человек, отрицая возможность разума понять реальность, начинает судить реальность (и Бога, как творца этой реальности), руководствуясь разумом.
Достоевский, возможно, намекает на рассуждения Л.Н. Толстого: его рациональный подход к религии отбрасывал детали, которые не вписывались в логическую картину умозаключений, которые нельзя было понять. Достоевский считает, что человек привык к рационализму. Когда он сталкивается с непонятными ему явлениями, которые не соответствуют выработанным его умом представлениям, которые не укладываются в логическую картину — человек отрицает эти события или такую картину мира в целом. Он отбрасывает такой мир, считает его неправильным. Однако он ошибается, слишком доверяя своему ограниченному разуму.
Сам же Иван рассказывает легенду о Великом Инквизиторе, идея которой в том, что католичество исказило образ Христа. Иисус снова пришёл в мир людской. Инквизитор, который казнил людей, узнал Христа, всё же решил его казнить. В ночной беседе он говорит Христу, что он слишком высоко (хорошо) думает о людях, ждёт от них, что они с любовью будут следовать его идеям, будут страдать за людей и бороться за справедливость. На самом же деле, им нужно только удовольствие, чтобы можно было успокоить страдающую совесть: «Ничего страшного, можешь и дальше так делать». Он говорит Христу — ты нам не нужен. Достоевский хочет сказать, что человек снова отрицает Бога. Не случайно это рассказывает Иван, ведь он находится на этой же позиции по поводу страданий. Иван, отрицая мир, отрицает то, что за этой жизнью будет какая-то другая жизнь. Тогда получается, что добрые люди страдают от злых просто так, не будет затем никакого наказания или компенсации. И если добрые люди станут в ответ такими же злыми, тоже начнут причинять страдания — ситуация не изменится к лучшему, количество злых людей будет только увеличиваться.
Достоевский поднимает ещё однц важную для него тему: источником зла является некое метафизическое начало. Чтобы объяснить полностью тему зла среди людей недостаточно ограничиваться только людьми. На людей действует некоторая сила. Люди совершают зло, влюбляясь в него. Злые поступки — не просто как у животных есть следствие раздражительности или каких-либо искажений, ошибок. За злыми поступками человека зачастую стоит нечто большее.
Для Достоевского человек становится участником вечной борьбы между силами Зла и Богом, желающим привести человека к себе.
Константин Николаевич Леонтьев был чуть менее известным современником Достоевского. Он имел медицинское образование, в качестве военного врача участвовал в Крымской войне. Затем попробовал себя на поприще писательской деятельности, написал несколько произведений. В дальнейшем, Леонтьев в течение 10 лет был консулом в Османской империи от Российской империи. Он был на дипломатической службе и по возвращении в Россию разработал целую концепцию цивилизации, развития культуры. В разработке ему помогли все впечатления, наблюдения, сведения, которые он получил, находясь на Востоке.Незадолго до смерти, он пишет произведение «Восток, Россия и славянство», в котором эта концепция излагается. В определённой мере в этой работе продолжаются идеи Данилевского, учёного и государственного деятеля.
Данилевский первым в европейской культуре (включая русскую) предложил концепцию, утверждающую что нет единого образца культуры, а существуют культурно-исторические типы, развивающиеся независимо друг от друга. В рамках концепции Данилевский выступил с критикой европоцентризма: он считал, что неверно сравнивать различные культуры только по отношению к европейской, берущейся за некий эталон. Он рассматривал и другие древние культуры и современные. Леонтьев берет на вооружение эту концепцию, которая стане известной и популярной в 20 веке.
Леонтьев делает акцент на том, что культура — не просто нечто оторванное от человеческого общества, как набор памятников и музеев, а как цивилизация, включая в себя социальную, политическую, хозяйственную жизнь.
Цивилизация в своём развитии проходит три стадии:
Стадия первоначальной простоты
Стадия цветущей сложности (стадия расцвета культуры)
Стадия упадка
Разберём каждую стадию более подробно.
Цивилизация выражается в героической деятельности, в эпических произведениях, где простой язык, ясное изложение. Политическая жизнь отличается простотой и патриархальностью. На этой стадии культура имеет большой потенциал для развития. Члены общества исполнены сил для созидательной деятельности, руководствуются определенными социальными нормами, общество строится на ясных и понятных принципах.
Общество представляет собой разнообразие видов деятельности, сословий, прав. На данной стадии разнообразие проявляется и в расцвете культуры в её узком смысле: в расцвете живописи, архитектуры, музыки. Также, расцвет человеческих личностей в их героической, созидательной, творческой деятельности на стадии цветущей сложности объединяется неким внутренним единством, оно поддерживается определёнными строгими рамками.
Леонтьев, вообще говоря, разрабатывает свою концепцию, потому что в 19 веке очень много говорилось о прогрессе. Было распространено убеждение, что человечество прогрессирует: развивается техника, наука, культура, социальная жизнь. Это процесс, ведущий неуклонно по прямой вверх. В качестве аргумента выдвигалось распространение грамотности, новых форм бытовой жизни.
Леонтьев же отвечал, что само по себе распространение чего-то еще не означет развития. Как врач, он отмечал, что болезнь тоже может распространяться в организме, но мы не называем это развитием. Опираясь на медицину, Леонтьев формулировал критерий развития. Развитие — когда организм формирует органы, выполняющие разные функции, но все органы служат на работу целого организма, между собой взаимосвязаны, имеют красивое взаимосвязанное единство разных по функции частей. Вот тогда это развитие. А когда развивается что-то одно, а остальное начаниет дегредировать, исчезать, становиться похожим на то, что находится рядом, это нельзя называть развитием, как при болезни, когда атрофируются органы, разрушаются, становятся однообразными. Леонтьев указывал, что, на его взгляд, в 19 веке в Европе наблюдается не развитие, а переход к третьей стадии, когда имеет место упадок (стадия вторичного упрощения). Что для нее характерно?
Леонтьев, как любитель литературы, указывает на первые признаки упадка в художественном творчестве. Литература предшествующей эпохи (17-18 века) подарили миру таких гениев, как Карнель, Осин, Вальтер Скотт, Гёте, Чарльз Диккенс (последний носитель второй стадии). В современной для Леонтьева европейской литературе господствует реализм, смешанный с натурализмом, описывающий обыденную жизнь, социальные низы, негативные черты жизни, физиологическую часть человеческой жизни. В обществе считалось объективным и актуальным показать жизнь людей со всеми её неприглядными сторонами, зато это была бы суровая и не вполне радостная, но правда жизни. Леонтьев считал, что показ в литературе низких и пошлых сторон жизни — это уже свидетельство упадка. Ведь литература, просто констатирующая определённые явления жизни (или проливающая цвет на повседневную похоть и «чернуху»), не позволяет увидеть ни автора, ни личности, ни вдохновения. Такая литература становится доступна людям не особо одарённым. В ней нет никаких идеалов, никакого героизма. Такая литература не развивает человека, не ставит для него планки, к которым стоило бы стремиться.
Такие же явления Леонтьев замечает и в философии. Например, позитивизм, считающий что всё за пределами явлений недоступно для познания человека, тоже не предлагает никаких идеалов, целей. Позитивизм нужен, чтобы обеспечить какую-то хозяйственную, экономическую, социальную жизнь. Но уже каких-то высоких целей такая философская доктрина не ставит. С точки зрения Леонтьева, сам подход, что находящееся за гранью явлений является принципиально непознаваемым, обедняет понимание реальности, понимание жизни. Это очень простая философия. Она стала популярной, потому что для её освоения не требуется особых усилий. Но ее доминирование тоже отражает наступление наступление третьей стадии — стадии упадка.
Вторичное упрощение проявляется и в том, что в европейском обществе начинают доминировать буржуазные мещанские ценности — личное обогащение, накопление средств, развлечения, отсутствие героизма. Леонтьев считает, что при отсутствии героического человека, способного пожертвовать собой ради чего-то, живущего не только для получения удовольствий, но и для служения чему-то высшему, такое общество неизбежно деградирует. В политическом отношении для Леонтьева таким признаком служило стирание различий между сословиями. Леонтьев считает естественным деление на сословия, как органов в организме. Дворяне имели свой вид служения — управление, административная деятельность. Они к этому готовились, у них были поределенные нравственные принципы, идеалы, служба. Купечество — другой вид деятельности и образ жизни, крестьянство — третий. Но всё общество объединялось общими идеалами. Следствием этого Леонтьев считал и творческий расцвет. А торжество демократических политических институтов, в которых все уравниваются, все становятся похожи друг на друга, по его мнению, делало идеалы людей негероическими.
Леонтьев, будучи на Востоке, отмечал, что ему даже чисто эстетически нравятся греки, языки Ирана, даже одежда, система принципов, отношений к жизни, убеждений, сохранение традиций, культуры. Нравственные отноения между людьми были высокими, благородными. С другой стороны, он видел, что если в руководстве страны находились люди третьего периода (банкиры, адвокаты, представители интеллигенции, которые демократические идеалы воспринимают как фундаментальные), то Леонтьев полагал, что красота уйдет, люди станут похожими, неинтересными, мелкими, с эгоизмом. Эта стадия упрощения приведёт к тому, что Россия столько сделала для балканских народов, но руководимые такими силами национальные движения всё это забудут (население Балкан). Леонтьев предскзаывал, что это упрощение ведет к объединению Европы, но опасность — в утере разнообразия, традиций, которые формируют человека как личность. Объединённая Европа станет одинаковой, люди будут похожи по интересам и взглядам. Это Леонтьев тоже считал признаком третьей стадии.
«Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили свои изящные Акрополи, римляне вели пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, поэты пели, живописцы писали и рыцари бились на турнирах для того только, чтобы французский или немецкий, или русский буржуа в безобразной комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» или «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия? Стыдно было бы человечеству, чтобы этот подлый идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки».
Леонтьев считал, что России надо держаться подальше, чтобы она смогла сохранить то красивое, ту вторую стадию расцвета культуры, на которой Россия была по его мнению. Наши полководцы, наши поэты, героизм — это всё наследие второй стадии. Леонтьев считал, что нужно стараться всё это сохранить. Сейчас полезен консерватизм, когда маячит третья стадия, создающая лишь видимость созидания, но разрушающая всё самое важное. Леонтьев переживал за Россию. Если третья стадия её затронет, то всё закончится Пугачёвщиной, ещё более страшным кровопролитием. Можно сказать, писатель предвидел события начала 20 века. Он замечал, что для России парламентаризм, демократия слишком мелки. Поэтому при переходе на третью стадию буду формы очень тяжелые для русской цивилизации. Те формы, которые есть, нужно сохранить.
Мы видим, что у Леонтьева тема кризиса культуры получает теоретическое рассмотрение в виде концепции трех стадий.
